Неточные совпадения
В таком положении были дела, когда мужественных страдальцев повели к раскату. На улице их встретила предводимая Клемантинкою
толпа, посреди которой недреманным оком [«Недреманное око», или «недремлющее око» — в дан — ном случае подразумевается жандармское отделение.] бодрствовал неустрашимый штаб-офицер. Пленников немедленно освободили.
Но дверь уже отворялась более чем десять раз, и каждый раз это был или запоздавший гость или гостья, присоединявшиеся к кружку званых, направо, или зрительница, обманувшая или умилостивившая полицейского
офицера, присоединявшаяся к чужой
толпе налево.
Те же, как всегда, были по ложам какие-то дамы с какими-то
офицерами в задах лож; те же, Бог знает кто, разноцветные женщины, и мундиры, и сюртуки; та же грязная
толпа в райке, и во всей этой
толпе, в ложах и в первых рядах, были человек сорок настоящих мужчин и женщин. И на эти оазисы Вронский тотчас обратил внимание и с ними тотчас же вошел в сношение.
Жеребец, с усилием тыкаясь ногами, укоротил быстрый ход своего большого тела, и кавалергардский
офицер, как человек, проснувшийся от тяжелого сна, оглянулся кругом и с трудом улыбнулся.
Толпа своих и чужих окружила его.
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит
толпа.
Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Мы отправились далее. Стало смеркаться. Мы приближились к городку, где, по словам бородатого коменданта, находился сильный отряд, идущий на соединение к самозванцу. Мы были остановлены караульными. На вопрос: кто едет? — ямщик отвечал громогласно: «Государев кум со своею хозяюшкою». Вдруг
толпа гусаров окружила нас с ужасною бранью. «Выходи, бесов кум! — сказал мне усастый вахмистр. [Вахмистр — унтер-офицер в кавалерии.] — Вот ужо тебе будет баня, и с твоею хозяюшкою!»
Но люди, стоявшие прямо против фронта, все-таки испугались, вся масса их опрокинулась глубоко назад, между ею и солдатами тотчас образовалось пространство шагов пять, гвардии унтер-офицер нерешительно поднял руку к шапке и грузно повалился под ноги солдатам, рядом с ним упало еще трое, из
толпы тоже, один за другим, вываливались люди.
Горбоносый казацкий
офицер, поставив коня своего боком к фронту и наклонясь, слушал большого, толстого полицейского пристава; пристав поднимал к нему руки в белых перчатках, потом, обернувшись к
толпе лицом, закричал и гневно и умоляюще...
Тысячами шли рабочие, ремесленники, мужчины и женщины, осанистые люди в дорогих шубах, щеголеватые адвокаты, интеллигенты в легких пальто, студенчество, курсистки, гимназисты, прошла тесная группа почтово-телеграфных чиновников и даже небольшая кучка
офицеров. Самгин чувствовал, что каждая из этих единиц несет в себе одну и ту же мысль, одно и то же слово, — меткое словцо, которое всегда, во всякой
толпе совершенно точно определяет ее настроение. Он упорно ждал этого слова, и оно было сказано.
Город уже проснулся, трещит, с недостроенного дома снимают леса, возвращается с работы пожарная команда, измятые, мокрые гасители огня равнодушно смотрят на людей, которых учат ходить по земле плечо в плечо друг с другом, из-за угла выехал верхом на пестром коне
офицер, за ним, перерезав дорогу пожарным, громыхая железом, поползли небольшие пушки, явились солдаты в железных шлемах и прошла небольшая
толпа разнообразно одетых людей, впереди ее чернобородый великан нес икону, а рядом с ним подросток тащил на плече, как ружье, палку с национальным флагом.
Самгин видел, как под напором зрителей пошатывается стена городовых, он уже хотел выбраться из
толпы, идти назад, но в этот момент его потащило вперед, и он очутился на площади, лицом к лицу с полицейским
офицером,
офицер был толстый, скреплен ремнями, как чемодан, а лицом очень похож на редактора газеты «Наш край».
В черной, быстро плотневшей массе очень заметны были синеватые и зеленые пальто студентов, поблескивали металлические зрачки пуговиц, кое-где, с боков
толпы, мелькнуло несколько серых фигур полицейских
офицеров; впереди нестройно пели гимн и неутомимо, как полицейский, командовал зычным голосом рослый студент...
Она жила гувернанткой в богатом доме и имела случай быть за границей, проехала всю Германию и смешала всех немцев в одну
толпу курящих коротенькие трубки и поплевывающих сквозь зубы приказчиков, мастеровых, купцов, прямых, как палка,
офицеров с солдатскими и чиновников с будничными лицами, способных только на черную работу, на труженическое добывание денег, на пошлый порядок, скучную правильность жизни и педантическое отправление обязанностей: всех этих бюргеров, с угловатыми манерами, с большими грубыми руками, с мещанской свежестью в лице и с грубой речью.
В одном месте, в палатке, среди болот, живет инженерный
офицер; я застал
толпу якутов, которые расчищали землю, ровняли дороги, строили мост.
Наконец, 12 августа,
толпа путешественников, и во главе их — генерал-губернатор Восточной Сибири, высыпали на берег. Всех гостей было более десяти человек, да слуг около того, да принадлежащих к шкуне
офицеров и матросов более тридцати человек. А багажа сколько!
Когда всех вновь перечли, конвойный
офицер скомандовал что-то, и в
толпе произошло смятение.
Ведь все эти люда — и Масленников, и смотритель, и конвойный, — все они, если бы не были губернаторами, смотрителями,
офицерами, двадцать раз подумали бы о том, можно ли отправлять людей в такую жару и такой кучей, двадцать раз дорогой остановились бы и, увидав, что человек слабеет, задыхается, вывели бы его из
толпы, свели бы его в тень, дали бы воды, дали бы отдохнуть и, когда случилось несчастье, выказали бы сострадание.
Всё шло как обыкновенно: пересчитывали, осматривали целость кандалов и соединяли пары, шедшие в наручнях. Но вдруг послышался начальственно гневный крик
офицера, удары по телу и плач ребенка. Всё затихло на мгновение, а потом по всей
толпе пробежал глухой ропот. Маслова и Марья Павловна подвинулись к месту шума.
— Это кто? — как ужаленный, закричал
офицер, бросаясь в
толпу. — Я тебе покажу закон. Кто сказал? Ты? Ты?
Маленькая девчонка, бывшая на дворе, увидела его и сказала первым прискакавшим полицейским, что зажигатель спрятался в сарае; они ринулись туда с
толпой народа и с торжеством вытащили
офицера.
Поэтому в доме стариков было всегда людно. Приезжая туда, Бурмакин находил
толпу гостей, преимущественно
офицеров, юнкеров и барышень, которыми наш уезд всегда изобиловал. Валентин был сдержан, но учтив; к себе не приглашал, но не мог уклониться от знакомств, потому что родные почти насильственно ему их навязывали.
Но капитан уже опомнился и уже не слушал его. В эту минуту появившийся из
толпы Рогожин быстро подхватил под руку Настасью Филипповну и повел ее за собой. С своей стороны, Рогожин казался потрясенным ужасно, был бледен и дрожал. Уводя Настасью Филипповну, он успел-таки злобно засмеяться в глаза
офицеру и с видом торжествующего гостинодворца проговорить...
Отворились ворота, на улицу вынесли крышку гроба с венками в красных лентах. Люди дружно сняли шляпы — точно стая черных птиц взлетела над их головами. Высокий полицейский
офицер с густыми черными усами на красном лице быстро шел в
толпу, за ним, бесцеремонно расталкивая людей, шагали солдаты, громко стуча тяжелыми сапогами по камням.
Офицер сказал сиплым, командующим голосом...
Ромашов отделился от
офицеров,
толпою возвращавшихся в город, и пошел дальней дорогой, через лагерь. Он чувствовал себя в эти минуты каким-то жалким отщепенцем, выброшенным из полковой семьи, каким-то неприятным, чуждым для всех человеком, и даже не взрослым человеком, а противным, порочным и уродливым мальчишкой.
Это чувство было и у смертельно раненого солдата, лежащего между пятьюстами такими же ранеными на каменном полу Павловской набережной и просящего Бога о смерти, и у ополченца, из последних сил втиснувшегося в плотную
толпу, чтобы дать дорогу верхом проезжающему генералу, и у генерала, твердо распоряжающегося переправой и удерживающего торопливость солдат, и у матроса, попавшего в движущийся батальон, до лишения дыхания сдавленного колеблющеюся
толпой, и у раненого
офицера, которого на носилках несли четыре солдата и, остановленные спершимся народом, положили наземь у Николаевской батареи, и у артиллериста, 16 лет служившего при своем орудии и, по непонятному для него приказанию начальства, сталкивающего орудие с помощью товарищей с крутого берега в бухту, и у флотских, только-что выбивших закладки в кораблях и, бойко гребя, на баркасах отплывающих от них.
Толпы солдат несли на носилках и вели под руки раненых. На улице было совершенно темно; только редко, редко где светились окна в гошпитале или у засидевшихся
офицеров. С бастионов доносился тот же грохот орудий и ружейной перепалки, и те же огни вспыхивали на черном небе. Изредка слышался топот лошади проскакавшего ординарца, стон раненого, шаги и говор носильщиков или женский говор испуганных жителей, вышедших на крылечко посмотреть на канонаду.
А всё те же звуки раздаются с бастионов, всё так же — с невольным трепетом и суеверным страхом, — смотрят в ясный вечер французы из своего лагеря на черную изрытую землю бастионов Севастополя, на черные движущиеся по ним фигуры наших матросов и считают амбразуры, из которых сердито торчат чугунные пушки; всё так же в трубу рассматривает, с вышки телеграфа, штурманский унтер-офицер пестрые фигуры французов, их батареи, палатки, колонны, движущиеся по Зеленой горе, и дымки, вспыхивающие в траншеях, и всё с тем же жаром стремятся с различных сторон света разнородные
толпы людей, с еще более разнородными желаниями, к этому роковому месту.
Люди помоложе и посмирнее только радовались, на них глядя, и просовывали головы послушать;
толпа собралась на кухне большая; разумеется, унтер-офицеров тут не было.
Чиновники,
офицеры, солдаты не только присутствовали при этом, но своим присутствием участвовали в этом деле и охраняли от нарушения со стороны
толпы порядок совершения этого государственного акта.
В то время как на мостике собралась
толпа и толковала с
офицерами о странном явлении, явилась Фрези Грант и стала просить капитана, чтобы он пристал к острову — посмотреть, какая это земля.
Мы заняли ползала у буфета, смешались с
офицерами, пили донское; Далматов угостил настоящим шампанским, и, наконец,
толпой двинулись к платформе после второго звонка. Вдруг шум, толкотня, и к нашему вагону 2-го класса — я и начальник эшелона прапорщик Прутников занимали купе в этом вагоне, единственном среди товарного состава поезда, — и в
толпу врывается, хромая, Андреев-Бурлак с двухаршинным балыком под мышкой и корзинкой вина.
— Да, да!.. это точно было наяву, — продолжала она с ужасною улыбкою, — точно!.. Мое дитя при мне, на моих коленях умирало с голода! Кажется… да, вдруг закричали: «Русской
офицер!» «Русской! — подумала я, — о! верно, он накормит моего сына», — и бросилась вместе с другими к валу, по которому он ехал. Не понимаю сама, как могла я пробиться сквозь
толпу, влезть на вал и упасть к ногам
офицера, который, не слушая моих воплей, поскакал далее…
Все
офицеры выбежали из избы; к ним присоединилось человек пятьдесят солдат. Место сражения было не слишком обширно, и в несколько минут на улице все уголки были обшарены. В кустах нашли трех убитых неприятелей, но Рославлева нигде не было. Наконец вся
толпа вышла на морской берег.
Я не раз видел, и привык уже видеть, землю, устланную телами убитых на сражении; но эта улица показалась мне столь отвратительною, что я нехотя зажмурил глаза, и лишь только въехал в город, вдруг сцена переменилась: красивая площадь, кипящая народом, русские
офицеры, национальная польская гвардия, красавицы,
толпы суетливых жидов, шум, крик, песни, веселые лица; одним словом везде, повсюду жизнь и движение.
— Скажи ему, брат, чтоб он поторапливался: мы здесь слишком близко от неприятеля. —
Офицер в бурке встал и пошел к
толпе пленных, которых обезоруживали и строили в колонну.
Молодые и старые щеголи, в уродливых шляпах a la cendrillon [В стиле золушки (франц.).], с сучковатыми палками, обгоняли
толпы гуляющих дам, заглядывали им в лицо, любезничали и отпускали поминутно ловкие фразы на французском языке; но лучшее украшение гуляний петербургских, блестящая гвардия царя русского была в походе, и только кой-где среди круглых шляп мелькали белые и черные султаны гвардейских
офицеров; но лица их были пасмурны; они завидовали участи своих товарищей и тосковали о полках своих, которые, может быть, готовились уже драться и умереть за отечество.
В одну минуту из небольшой густой колонны составилось порядочное каре, которое продолжало медленно подвигаться вперед. Меж тем неприятельская конница, как громовая туча, приближалась к отступающим. Не доехав шагов полутораста до каре, она остановилась; раздалась громкая команда французских
офицеров, и весь эскадрон латников, подобно бурному потоку, ринулся на небольшую
толпу бесстрашных русских воинов.
— А так произошло, что стоял этот
офицер в охране — особы, того-этого, проезжали, — ну, и, конечно,
толпа, и студентик этот выразился довольно непочтительно, а он его шашкой. Насмерть, однако.
Писали, какая была ночь, как вечер быстро сменился тьмою, как осторожно наши шли обрывом взорванной скалы, как сшиблись в свалке и крикнул женский голос в
толпе чеченцев; что на этот голос из-за наших рядов вынесся находившийся в экспедиции художник И… что он рубил своих за бусурманку, с которой был знаком и считался кунаком ее брату, и что храбрейший
офицер, какой-то N или Z ему в лицо стрелял в упор и если не убил его, так как пистолет случайно был лишь с холостым зарядом, то, верно, ослепил.
В большой комнате, освещенной сальными свечами, которые тускло горели в облаках табачного дыму, вельможи с голубыми лентами через плечо, посланники, иностранные купцы,
офицеры гвардии в зеленых мундирах, корабельные мастера в куртках и полосатых панталонах,
толпою двигались взад и вперед при беспрерывном звуке духовой музыки.
Когда похороны вышли из улицы на площадь, оказалось, что она тесно забита обывателями, запасными, солдатами поручика Маврина, малочисленным начальством и духовенством в центре
толпы. Хладнокровный поручик парадно, монументом стоял впереди своих солдат, его освещало солнце; конусообразные попы и дьякона стояли тоже золотыми истуканами, они таяли, плавились на солнце, сияние риз тоже падало на поручика Маврина; впереди аналоя подпрыгивал, размахивая фуражкой, толстый
офицер с жестяной головою.
Но тот, ничего не отвечая, скрылся:
толпа хохотала ему вослед; —
офицеры смеялись еще больше… и хвалили товарища, который так славно отделал противника, не запутавшись между тем в историю.
Потом, живя в Ялте, я видел, как эта красивая дама мчалась на иноходце, и за ней едва поспевали какие-то два
офицера, и как она однажды утром, во фригийской шапочке и в фартучке, писала красками этюд, сидя на набережной, и большая
толпа стояла поодаль и любовалась ею. Познакомился и я с ней. Она крепко-крепко пожала мне руку и, глядя на меня с восхищением, поблагодарила сладко-певучим голосом за то удовольствие, какое я доставляю ей своими сочинениями.
После казенной квартиры, охваченная впечатлениями света, пестроты, музыки, шума, Аня окинула взглядом залу и подумала: «Ах, как хорошо!» — и сразу отличила в
толпе всех своих знакомых, всех, кого она раньше встречала на вечерах или на гуляньях, всех этих
офицеров, учителей, адвокатов, чиновников, помещиков, его сиятельство, Артынова и дам высшего общества, разодетых, сильно декольтированных, красивых и безобразных, которые уже занимали свои позиции в избушках и павильонах благотворительного базара, чтобы начать торговлю в пользу бедных.
— Оставить!.. Пусти его, каналья! — строго начальственным тоном проговорил в эту самую минуту капитан генерального штаба, подоспевший на выручку вместе с двумя-тремя
офицерами, которые доселе стояли в
толпе, около Свитки.
— Господа! успокойтесь! опасного нет ничего! — снуя по
толпе, убеждали между тем несколько
офицеров. — Это не пальба и не атака, это сигнал «рассыпать цепь». Вас просто хотят окружить, оцепить все выходы и забрать удобнее.
Во всеобщей суматохе жандармский
офицер и два-три солдата, спертые со всех сторон, обнажили сабли. Это уже переполнило чашу ярости и раздражения. Снова раздались крики: «Войско вон! полиция вон!» — и
толпа уже смело двинулась к выходу из улицы.
Несколько
офицеров влезли на деревья с биноклями в руках и с деревьев увидали
толпы анамитов и насчитали до двадцати фальконетов, выдвинутых впереди.
Побродив минут десять в
толпе, Ашанин вышел из нее, чтобы отправиться в город и побродить по полутемным, слабо освещенным редкими фонарями улицам-аллеям, по бокам которых мигали огоньки домиков, скрытых в листве, как увидал перед собой старшину катера, унтер-офицера, вместе с гребцом, которые только что вышли из кабачка и вытянулись перед Володей, приложив свои пятерни к шапкам.
Только изредка радостные восклицания
офицеров с деревьев свидетельствовали, что бомба попадала в людскую
толпу, и в такие моменты с того берега доносились крики.